«Впервые нашли способ убрать метастазы». Академик Гинцбург — о новой вакцине от рака
Академик Гинцбург: мРНК-вакцина от рака будет действовать и на метастазы
На Петербургском экономическом форуме в 2024 году академик РАН и директор Центра Гамалеи Александр Гинцбург впервые обнародовал информацию о создании в России революционной онковакцины с помощью мРНК-технологий. Ее разработкой занимается Центр Гамалеи совместно с ведущими онкологическими центрами. Спустя ровно год в преддверии ПМЭФ-2025 Гинцбург рассказал «Газете.Ru» о том, на какой стадии готовности находится препарат, на что будет способно новое лекарство и почему для этой технологии нужны дата-центры и искусственный интеллект.
— В России разрабатываются несколько вакцин от рака. Некоторое время назад руководитель ФМБА Вероника Скворцова сообщала о завершении трехлетнего цикла создания персонализированной вакцины от рака. Идет работа над созданием онколитической вакцины у Петра Чумакова, в Институте молекулярной биологии имени В. А. Энгельгардта. Разрабатывается еще ваша мРНК-вакцина. Они принципиально разные?
— Да, принципиально. Но именно наша вакцина, созданная с помощью подхода на основании мРНК, даст эффект в сотни, а то и в тысячи раз больше, потому что мы опираемся на технологию, использующую естественный эволюционный процесс.
— В каких странах параллельно ведется разработка мРНК-вакцин от рака и есть ли препараты, которые уже дошли до испытывая на людях?
— Разработка идет в США (в компаниях Pfizer и Moderna), в Китае и в России. Пока в мире нет ни одного зарегистрированного препарата, но испытания на людях уже начались, и результаты очень обнадеживают. Институт Гамалеи за этот год получил восемь патентов на российский вариант мРНК-технологии, полностью защитив себя в плане возможности коммерческого использования, хотя мы и начали позже, чем наши зарубежные коллеги.
Потом было поручение президента и распоряжение правительства о создании консорциума из 17 ведущих институтов во главе с нашим центром, и на сегодняшний день отработаны четыре этапа создания вакцины, которые необходимо реализовывать.
— В чем их суть?
— Первый этап — получение персонализированных данных у конкретного онкологического больного. Второй этап — создание оригинального программного обеспечения с включением технологии искусственного интеллекта для математической обработки этой генетической информации. В результате создается проект (чертеж) будущей мРНК-вакцины. За второй этап отвечает Институт системного программирования им. Иванникова под руководством академиков Аветисяна и Бетелина. Третий этап — синтез по этому чертежу мРНК-вакцины и упаковка ее в липидные наноструктуры для доставки в клетки человека. Четвертый этап — введение этого препарата больному человеку.
— Какие организации вошли в консорциум?
— В его состав вошли НМИЦ радиологии, НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, Первый МГМУ им. И.М. Сеченова, Федеральный научный центр исследований и разработки иммунобиологических препаратов им. М.П. Чумакова, «Сириус» и другие. Сейчас консорциум может быть еще расширен, в него войдет Казанский университет. К работе также присоединится Российский фонд прямых инвестиций.
— РФПИ? Видимо, уже стали поступать заказы из-за рубежа?
— Да, вакцину собираются коммерциализировать за рубежом, разворачиваются события, похожие на те, которые мы наблюдали после создания «Спутника V».
— Вы говорите, что вы начали позже, но конкурентов почти удалось догнать. Где удалось «срезать углы»?
— Это помог сделать Институт системного программирования им. Иванникова и искусственный интеллект. В Институте системного программирования сумели за короткий срок создать отечественную программу, создающую по персональным генетическим данным в течение суток-двух чертеж мРНК, которая потом у нас будет синтезироваться. Причем делает на самом высоком уровне. И если бы у нас в стране было нормально с дата-центрами, то мы были бы впереди планеты всей, потому что программное обеспечение, которое они сделали, по всем параметрам превосходит все, что можно обнаружить в интернете и прочитать в научной литературе.
— А для чего нужны в данном случае дата-центры?
— Для того, чтобы сравнивать большие массивы данных. Ведь у больного анализируется три параметра. Первое — у него определяют последовательность ДНК как в опухоли, так и в неопухолевой ткани. В ДНК человека примерно 3 млрд пар нуклеотидов, их нужно сравнить с таким же количеством неопухолевой ткани, найти отличие. Кроме того, у больного анализируется экзом (часть генома, содержащая гены, активно влияющие на выработку белков) в опухолевой и неопухолевой ткани. И третье — у него определяется тип генов, которые кодируют гистосовместимость первого и второго типа. А теперь представьте, что анализируются параллельно десятки, сотни геномов!
— Искусственный интеллект подключили для поиска несоответствий?
— Да. Он, с одной стороны, ускоряет, с другой стороны, дает возможность работать с большим массивом данных. Насколько я понимаю математическую подоплеку этого дела, ИИ сравнивает не отдельные мелкие детали, допустим, два нуклеотида, — он сравнивает образы.
Для того чтобы сравнивать образы, выражаясь человеческим языком, надо иметь большой жизненный опыт, а этот жизненный опыт к математике приходит только благодаря тому, что у нее в запасе существует дата-центр.
Если этого жизненного опыта в виде дата-центра у нее нет, то вся эта математика, соответственно, существует только для математики, а не для решения какой-то практической задачи.
— Действительно с дата-центрами в России проблема, в том числе потому, что в Москве, Санкт-Петербурге, Московской и Ленинградской областях просто не хватает электроэнергии. Но ведь пути решения активно ищутся?
— Мы сильно здесь отстаем и от США, и от Китая. Но надо догонять, поэтому сейчас мы написали письмо главе РАН [Геннадию] Красникову о необходимости развития этого направления. Он это очень поддержал и в свою очередь написал письмо главе правительства. Он (глава кабмина Михаил Мишустин. — прим. ред.) дал поручение Министерству цифрового развития, которое тоже очень положительно к этому отнеслось, но задало ряд вопросов, в том числе и Минздраву. Это произошло в последние три недели. Посмотрим, к чему это приведет.
— Значит, для создания вакцины первым делом у больного возьмут небольшие фрагменты опухолевой и неопухолевой ткани. Дальше эти образцы секвенируются (читается их геном) и анализируются. Сколько времени это займет?
— Сейчас это будет занимать порядка недели, но с искусственным интеллектом, который мы сюда подтянем, это в результате должно занять пару дней от силы. Дальше все будет зависеть от того объема препарата, который необходимо будет сделать.
— А секвенаторы самые обычные?
— Полногеномные секвенаторы, которые зарегистрированы как инструменты для создания мРНК-вакцины. Вот академик Андрей Каприн (директор ФГБУ «НМИЦ радиологии» Минздрава России) через две недели получит официальное удостоверение от Росздравнадзора на возможность использования своего секвенатора для первых двух этапов создания вакцины на основе мРНК. То есть он зарегистрирует диагностическую тест-систему, а именно свой секвенатор, и ту математическую модель, которую разработал Институт Иванникова.
Это серьезный юридический шаг. После этого он уже может набирать больных, секвенировать, и к концу сентября — к октябрю готовить их к введению препарата.
А я, соответственно, получу документы, позволяющие синтезировать у нас мРНК. После этого наш конвейер из двух институтов, плюс Институт Иванникова, заработает уже для введения препарата. В первую очередь пойдут больные с меланомой.
— Почему именно с меланомой?
— Меланомы содержат наибольшее количество мутаций, как и рак легкого, но с меланомой легче работать экспериментально, поэтому все, и мы в том числе, начали с меланомы. Следующий шаг, очевидно, — немелкоклеточный рак легкого, который тоже очень много мутаций содержит. Дальше, по всей видимости, пойдут раки поджелудочной железы, которые меньше мутаций содержат, но там, кроме этого подхода, на сегодняшний день никакого другого лечения нет, поэтому все онкологи в отчаянии делают большую ставку на нашу вакцину.
А дальше дело за онкологами. Они должны решить много задач. Если все это заработает на меланоме и на тех опухолях, у которых большое количество мутаций, то они должны придумать, как это все распространять на другие виды опухолей. Потом они, безусловно, должны выработать оптимальные тактики лечения в сочетании с уже существующими препаратами.
Дальше необходимо найти иммунобиологические маркеры, которые будут говорить об эффективности лечения не через пять лет, а, допустим, по прошествии двух-трех недель — месяца. На основе этих иммунобиологических маркеров мы будем судить о том, надо ли еще повторные курсы вакцинации проводить или достаточно, действует на человека эта вакцина — или не действует.
— Разработан ли какой-то регламент введения вакцины на данный момент?
— Пока еще нет утвержденного регламента, но есть представление. Регламент будет написан в результате завершения научно-исследовательской части этого эксперимента, в котором 60 пациентов, больных меланомой, должны первыми получить эти индивидуальные препараты. 30 — на базе «НМИЦ радиологии», и 30 — на базе [центра] Блохина.
— Им будут вводить вакцину прямо в опухоль?
— Это зависит от стадии развития меланомы. На первых стадиях в опухоль, а если есть метастазы, то в кровоток.
— Неужели можно будет убрать метастазы?
— Да, впервые найден способ убрать метастазы. До настоящего времени просто не существовало подхода, который позволял бы это сделать. Мы рассчитываем на регресс на уровне метастаз единичных клеток.
— Это можно назвать революцией!
— Осталось дело за малым: все это воспроизвести на человеке, а для этого надо получить все разрешительные документы и сделать это в тех условиях, которые на 100% будут гарантировать безопасность для человека в результате введения этого препарата. То есть будут гарантировать основную заповедь медицины — не навредить! Для этого существует вся эта регуляторная система и система контроля стерильности и качества выпускаемого продукта.
Систему контроля разработала группа из Научного центра трансляционной медицины Университета «Сириус» во главе с Романом Ивановым. Система сложная, двухуровневая. Только один уровень включает до 18 контролей, различных на всех этапах создания этого препарата.
— Такая сложная система нужна, потому что клинических испытаний нет? А клинических испытаний нет, потому что вакцина персонализированная?
— Именно так. В данном случае регистрационное удостоверение получается не на конечный продукт, а на технологию, по которой препарат будет создаваться. И на конкретное медицинское учреждение.
— Получается, если клинических испытаний не будет, значит, препарат не будет таким дорогим. Испытания обычно «тянут» очень много денег.
— Сначала на производство вакцины будут потрачены деньги, которые государство выделило на научные исследовательские работы, а в дальнейшем она должна подешеветь за счет российских компонентов. Ведь сейчас для синтеза этой вакцины используются многие компоненты, привезенные из очень дружественной страны по очень недружественным ценам.
И сейчас идея построить еще один цех, где будут производиться по фиксированным ценам отечественные компоненты, необходимые для создания мРНК, мне кажется, овладевает не только мною, но и Минздравом, и, самое главное, Минпромом.
— Вы говорите «еще один цех», уже что-то построено для этой вакцины?
— Да, я вот на днях там был. В конце ноября прошлого года правительство из резервного фонда нам выделило 599 млн рублей, и к сегодняшнему дню построен и оснащен новый цех с 41 единицей оборудования. Это цех по стандарту GMP, там все новое, красивое, блестящее и функционирующее. Скоро начнем там работать.
— В этом цехе вы будете синтезировать мРНК по чертежу, созданному с помощью искусственного интеллекта и программы Института программирования?
— Да, и потом отвозить в медицинское учреждение пробирку со штрих-кодом пациента. Препарат изготавливается сразу для 10-15 введений. Но по ходу врачи наблюдают, как ведет себя опухоль, как ведут себя метастазы, нужны ли дополнительные введения, или уже достаточно.
Что думаешь? Комментарии