«Не для парада войска вызвали»: виноват ли царь в расстреле рабочих в Кровавое воскресенье

120 лет назад произошел расстрел рабочих в Кровавое воскресенье

Массовый расстрел рабочих, известный как «Кровавое воскресенье», — одна из самых мрачных страниц в истории Российской империи. Люди шли к царю просить его милости, но путь им перегородили войска, расстрелявшие безоружную толпу, залп за залпом. Однако самое необычное в этом расстреле то, что он не стал результатом злого умысла властей и царя. Демонстрацию рабочих расстреляли просто так, по разгильдяйству, не имея цели и не задумываясь о последствиях.

Править должен народ, а не чиновники

Россия начала XX века была во многих отношениях типичной западной державой с типично западными проблемами. В том числе общим был и конфликт между трудом и капиталом, который можно выразить одной фразой:

рабочие хотели больше денег и условия труда получше, но капиталисты тоже хотели больше денег, а условия труда рабочих — как получится, исходя из идеи максимизации прибыли.

Оружием рабочих были стачки и демонстрации, которые иногда переходили в уничтожение имущества компаний. Оружием компаний были штрейкбрехеры (нем. Streikbrecher — дословно — «нарушитель стачки» — лояльные рабочие, согласившиеся трудиться во время забастовки), агентурные провокации и массовые увольнения, иногда переходящие в расстрелы бастующих.

Невозможно было заранее представить, что одна из рядовых забастовок санкт-петербургских рабочих, крайне миролюбивая и спокойная по меркам своей эпохи, приведет к массовому расстрелу в Кровавое воскресенье и к Первой русской революции.

Конфликт начался еще в декабре 1904 года по типичному сценарию: четырех рабочих Путиловского завода уволили за участие в профсоюзе, в ответ весь завод начал забастовку, а позже к нему присоединились и другие. Интересно, что уволенные рабочие были членами «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», ультралояльной властям организации, созданной при содействии полиции и под руководством священника Георгия Гапона. По замыслу полиции, ручной профсоюз должен был отвадить рабочих от революционных организаций, а священник во главе гарантировал лояльность государству.

Несмотря на это, к Путиловской забастовке Гапон отнесся крайне серьезно — поддержал рабочих и их требования, среди которых одним из главным было введение восьмичасового рабочего дня. Когда же стало ясно, что владельцы завода на это не пойдут, в качестве отчаянного жеста священник предложил обратиться с петицией к царю. В нее, однако, вошли не только экономические требования. Авторы петиции требовали политических реформ и привлечения русского народа к управлению государством, чтобы исчезла преграда между царем (чья власть, как считал Гапон, происходит от бога) и простыми людьми в виде чиновников.

«Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо, чтобы сам народ помогал себе: ведь ему только и известны истинные его нужды. Повели немедленно, сейчас же, призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий.

Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, — пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, а для этого повели, чтобы выборы в учредительное собрание происходили при условии всеобщей, прямой, тайной и равной подачи голосов», — говорилось в ней.

Разумеется, эти требования возникли не в вакууме. Со второй половины 1904 года в русском обществе росло разочарование в самодержавии, которое вело страну к поражению в войне с Японией. Многие историки так же считают, что Гапоном двигало тщеславие и личные амбиции, а не искреннее радение за рабочих. Так или иначе, Гапон перешел черту и вышел из рядов лоялистов, особенно когда решил вручить петицию царю лично в руки, подведя к его дворцу многотысячную демонстрацию. Вручение назначили на 9 января, или на 22 января по григорианскому календарю.

Стрельба — следствие вызова войск

Еще вечером накануне митинга состоялось совещание правительства, на котором министр юстиции Николай Муравьев, министр финансов Владимир Коковцов и градоначальник Петербурга Иван Фуллон настояли, что митингующих ни в коем случае нельзя допускать на Дворцовую площадь. Для этого в столицу надлежало стянуть войска и перекрыть весь центр, а в качестве резерва разместить силы и на самой Дворцовой площади. О событиях доложили находившемуся в Царском Селе императору, но тот не выразил к военным приготовлениям в столице большого интереса и не стал возвращаться во дворец для личного контроля над ситуацией.

Утром 9 января рабочие начали собираться в колонны по всему Петербургу, используя в качестве места встречи отделения «Собрания». Все колонны должны были, идя разными маршрутами, встретиться на Дворцовой и вручить царю петицию. Шедшую через Нарвские ворота толпу возглавлял сам Гапон, настроенный очень решительно. Он говорил, что если царь откажется пообещать выполнить условия демонстрантов, им придется прибегнуть к восстанию. Царя при этом даже не было в городе, а реакция властей превзошла самые смелые ожидания священника-социалиста.

То, что произошло дальше, хорошо известно, и близка к правде была даже советская пропаганда. Шедших с хоругвями и портретами царя русских рабочих встретили заслоны из цепей русских солдат.

Когда стало ясно, что толпа не думает идти назад, офицеры приказали бойцам открыть огонь на поражение. Местами рабочие вели себя как хорошая линейная пехота эпохи Наполеоновских войн — когда первый ряд скосили пули, задние продолжили идти и даже демонстративно расстегивали одежду на груди, предлагая себя убить.

Бежать безоружная толпа начала лишь тогда, когда осознала, что солдаты не собираются останавливаться и методично, залп за залпом, будут расстреливать людей, пока не убьют всех. В некоторых местах расстрелам сопутствовали кавалерийские атаки с обнаженными шашками. Число убитых рабочих, по оценкам, могло достигать двухсот человек.

По степени брутальности разгона демонстрации и несоразмерности применения силы Кровавое воскресенье можно сравнить с событиями на китайской площади Тяньаньмэнь в 1989 году, когда против студенческих демонстраций бросили танковые войска. Однако было и большое отличие. Если китайские власти осознанно отдали приказ на неограниченное применение силы (как минимум, нет ни одного свидетельства обратного), то расстрел демонстрации в Кровавое воскресенье произошел просто так, без идеи и плана, будто бы власти решили воплотить самую злую сатиру на русское государство.

У министров не было никакого представления, как именно войска должны остановить колонны, и на этот счет не было никаких инструкций. Так, во время революции во Франции 1830 года защитники абсолютной монархии приказали гвардейцам стрелять только в ответ, а при разгоне толп использовать штыки (имея ввиду оттеснение острием, а не проникающие удары). Некоторые исследователи предполагают, что министры думали, будто один вид войск остановит демонстрантов. Однако в таком случае правительство либо вообще ничего не знало о рабочих демонстрациях, в том числе в собственной стране, либо действовало вопиюще халатно и безрассудно.

Расстрелом командовал генерал Николай Мешетич, начальник штаба войск гвардии. Когда вечером 9 января его на совещании правительства спросили, зачем вообще в столицу стянули пехотные части, обученные для войны с вооруженным противником, Мешетич ответил, что отбирал войска очень тщательно, чтобы у них были все виды оружия. Кровопролитие его нисколько не смущало: «Что же касается стрельбы, то это неизбежное последствие вызова войск. Ведь не для парада их вызывали? (Любимов Д. Н. Гапон и 9 января. — Вопросы истории, 1965, № 8, с. 124.). Весьма вероятно, что Мешетич не был злодеем и не бравировал расстрелом безоружных, а правда искренне не понимал, для чего еще могут быть нужны войска.

Нет у нас больше царя

Характерно, что массовый расстрел тоже совершенно не заинтересовал царя. Например, в 1848 году во время революции в Германии в Берлине начались полноценные боестолкновения между повстанцами и солдатами. Узнав, что борьба с беспорядками начала перерастать в войну, прусский король Фридрих Вильгельм IV объявил, что согласен с требованиями восставших и 18 марта объявил о выводе войск из столицы. В итоге через полторы недели демонстранты сами попросили его вернуть войска обратно, опасаясь усиления рабочих движений. Разумеется, царь Николай II на подобное пойти не мог в силу особенностей характера. Поэтому он попросту передал всю власть в столице обер-полицмейстеру Дмитрию Трепову, чтобы он посадил, запугал и подавил всех тех, кого 9 января не расстреляли.

С задачей он не справился, и в России началась революция. Подавить ее власти тоже не сумели и вынуждены были в качестве уступки созвать Государственную думу. Но несмотря на то, что царская власть устояла, ей был нанесен колоссальный урон. Расстрел уничтожил характерный для русских «наивный монархизм» — что царь хороший, бояре плохие.

«Народ шел к нему, народ ждал его. Царь встретил свой народ. Нагайками, саблями и пулями он отвечал на слова скорби и доверия. На улицах Петербурга пролилась кровь и разорвалась навсегда связь между народом и этим царем. Все равно, кто он, надменный деспот, не желающий снизойти до народа, или презренный трус, боящийся стать лицом к лицу с той стихией, из которой он почерпал силу, — после событий 9/22 января 1905 г. царь Николай стал открыто врагом и палачом народа», — писал публицист-либерал Петр Струве.

Более остро и емко новый образ Николая выразил поэт Константин Бальмонт в стихотворении «Наш царь».

Наш Царь — Мукден, наш Царь — Цусима,
Наш Царь — кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму — темно.

Наш Царь — убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь-висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.

Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, час расплаты ждет.
Кто начал царствовать — Ходынкой,
Тот кончит — встав на эшафот.

Многие биографы последнего русского императора сходятся на том, что столь резких оценок и оскорблений он не заслужил. Он вообще никогда не хотел становиться правителем, относился к этой работе как к тяжелой ноше и имел всего одну концептуальную идею: сохранить царство и передать власть наследнику в неизменном виде. Однако такая у правителей судьба — нести ответственность за все зло, что при них происходит, даже если они не приказывали его творить.

Что думаешь? Комментарии